Новости

Виктор Сидорович Порохня – профессор Университета МАИ. С Юрием Алексеевичем Гагариным – первым космонавтом мира – их связывала многолетняя теплая дружба. В интервью Московскому Планетарию Виктор Сидорович рассказал о характере первого космонавта, о годах учебы и о пути Гагарина к покорению космоса.

О годах учебы

Был конец августа 1951 года. Я оказался за одной партой со своим земляком и одногодкой. Юра Гагарин. 4 года мы учились в одной группе и жили в одной комнате общежития Саратовского индустриального техникума - после войны стране нужны были мастера по литейному делу. Нас связывало военное детство: оба прошли оккупацию. Он жил в землянке, я то же самое. Попасть в ремесленное училище было счастьем: там нас одевали, кормили, обучали и даже давали по 50 рублей на покупку предметов обихода, вроде зубной щетки и прочего.

Среди нас в группе было много тех, кто прошел войну, многое повидал. Конечно, мы, молодые пацаны, смотрели им в рот. Юра учился отлично, ему удавалось на занятиях буквально впитывать в себя то, что говорят учителя, и помогать старшему поколению учащихся осваивать учебный материал. Он всегда был максимально напряжен и внимателен – учебников же тогда не было, все полагались только на конспекты и на собственную память. А учиться было непросто. Помню, Профком выдал нам билеты в театр на «Девушку с кувшином», а мы пригласили нашу классную руководительницу – учителя по математике. Ну и расслабились: думали, все, спрашивать не будет, раз мы с ней вечером в театр идем. А она возьми да и вызови нас – у всех «двойки», и только Юра встал и все ответил.

В комнате общежития нас жило 15 человек. Это настоящая находка для тех, кто студентов звал на разгрузку барж на Волге. Денежки мы в кучку собирали. Так, один костюм – с девушками встречаться – на пятерых купили. Подобрались все одного роста. Так вот, пришли в 4 утра с разгрузки, свалились спать, а утром русский язык первым занятием – проспали! Учительница к нам в комнату прибежала, а мы спим. Она посидела и говорит всем: «Тихо, тихо! Люди спят». Зато на следующий день три шкуры драла.

Вообще Юра и близко не думал ехать в Саратов. Он жил в Люберцах, активно занимался баскетболом и хотел поступить в Ленинградский техникум физкультуры и спорта Трудовых резервов. Но, дело дошло до выпуска, и его послали учиться на мастера производственного обучения в Саратов – увидели в нем задатки организатора и активиста.

Техникум мы с ним закончили – у обоих было по 15 грамот и по красному диплому. Попросили отправить нас в МИСиС, но нас не отпустили. Меня отправили в Сталин, а Юра должен был ехать в Томск, но по итогу поступил в Чкаловское летное училище.

О пути в космос

Тяга к небу, наверное, появилась у нас еще в детстве. Мы испытали тяжелое время бомбежек, нас освобождали от оккупации именно самолеты. Вообще за время учебы в Саратове жизнь три раза сталкивала нас с авиацией. На первом курсе, когда открылось отделение пилотов в Аткарском техникуме, мы туда побежали, но получили «от ворот поворот». На втором курсе приехали в Краснокутское училище ГВФ, а нам там говорят: «А у вас есть аттестаты зрелости?». Опять мимо. На четвертом курсе Юра прибегает и кричит: «Ребята! Принимают в аэроклуб!». Пошли в аэроклуб, занимались там с удовольствием, но потом нас отправили в Ленинград на производственную практику на два месяца. Приехали, нас из аэроклуба отчислили. Я футболом тогда увлекся, а Юра добился восстановления. Ему первому дали самостоятельный полет на ЯК-18.

Из Юры получился бы хороший металлург, но он уехал в Чкалов, где его приняли в четырехгодичную группу обучения. Хрущев в те годы наделал беды и сократил авиаторов: самолеты остались, и стали срочно готовить через авиаучилище летчиков. По итогу Юру перевели в двухгодичную группу, а сразу после окончания обучения оставляли его в Оренбурге на работу инструктором, но он решил ехать на север в морскую авиацию, а оттуда как раз и набирали в космонавты.

Юра по сравнению с теми, кто попал в первый отряд, был помоложе, у него была большая физическая подготовка и нравственная. Он впитал то, что ему передало старшее поколение за время учебы в нашей группе. Вот был случай: с ними знакомился Королев. И подводит их к кораблю. Юра спрашивает: «Сергей Павлович, а можно я внутри посмотрю?». «Конечно, можно», - отвечает тот. Юра снимает ботинки и только после этого заходит в корабль – уважение человека к технике! Конечно, Королев это оценил. А вообще первого космонавта выбирали системно: Юра занимался различными видами спорта и был физически крепкий человек, был ДСО секретарем в техникуме.

О характере

Юра был в зените великой славы после первого полета, но ни разу не «зазвездился». У него в крови была семейственность, забота друг о друге. Он был человечный, открытый, общительный. Было время, когда Юра в Саратове устраивал танцы – приглашал девушек из дошкольного педучилища к нам. 2-3 года подряд это было. Он на эти танцы давал проходить и саратовским ребятам. И если кто задирался, то Юра – 165 см роста – вставал между двумя высокими парнями и говорил: «Ребята, хорош! Девочки к вам больше не придут, если будете так себя вести». И его слушались.

О полетах – первом и последнем

За два дня до первого полета в космос Юра написал жене прощальное письмо. Оно не было отдано Вале, а оставлено Леонову. Но мы с Юрой общались 17 февраля – он был в отличном настроении, никаких прощаний. У него опасений не было, да и ни у кого их не было. Говорят, что у Юры было два дублера. Дублер был только один – Титов, и он был напряжен: считал, что он лучше подготовлен с теоретической точки зрения.

Глупых версий о гибели первого космонавта было сказано много уже постфактум. Во время никто не посмел. Правительство создало 4 группы по проверке смерти. Только Путин перед 50-летием полета сказал о публикации фактов правительственной комиссии. Виновники гибели – организаторы вылета, те, кто командует, должны были запросить, есть ли какие-то зонды вверху, чтобы не попасть в неприятность. Этого не было сделано. Большие дяди не сделали того, что должны были сделать. В день гибели Юры был туман. Юра доложил, что программа выполнена, они начали спускаться вниз и врезались в зонд.

Старожилы помнят два взрыва. Первый – взорвался зонд. И второй – разгерметизация самолета. Пошел штопор, из которого уже невозможно было выйти. Это самая достоверная версия Юриной гибели.